"Тот, кто голодает и замерзает, несмотря на то, что некогда имел хорошие перспективы, помечается клеймом. Он - аутсайдер, а помимо тяжких уголовных преступлений нет греха более смертного, чем быть аутсайдером. В фильме его в лучшем случае превращают в оригинала, в объект злобно-снисходительных насмешек; чаще же всего он оказывается злодеем, идентифицируемым в качестве такового уже с момента его первого появления..."
("Диалектика Просвещения" М. Хоркхаймер, Т. Адорно)
Копирование или перепечатка материалов данного "живого журнала" возможны только с разрешения автора.
Двести лет назад в Петербурге мы жили с ним в одном доме, в гостинице Демута, сейчас это Мойка, 40.
Той осенью 1824-го в Неве была большая вода. Город пережил сокрушительное наводнение. Четыре с половиной метра воды затопили городские улицы.
Играла «Симпатия к Дьяволу». Повсюду валялись вздутые трупы людей и животных. Подражая каббалисту-чародею, в чудовищном разгуле стихии он видел Божью кару («С восходом солнца день чудес настанет, / Вслед за второю третья кара грянет. / Господь низверг Ассура древний трон, / Господь низверг развратный Вавилон…»).
Но Город восстановится после наводнения, жизнь вернется в прежнее русло.
Я помню его, читающим вторую часть «Дзядов» и замышляющим «Конрада Валленрода» на кухне коммунальной квартиры. ( Collapse )
Тарлабаши – это темная сторона Бейоглу. Одноименный бульвар отделяет район буржуазно-развлекательного Истикляля от старейших трущоб Стамбула. Путеводители настоятельно советуют обходить эти места стороной. Наполненные бездомными, переселенцами с юго-востока страны, сирийскими и палестинскими беженцами, что живут в разваливающихся домах, разного рода криминалом, а также трансгендерными проститутками. Для последних бульвар Тарлабаши – место работы. Компанию им составляют пожилые путаны, вываливающие наружу обвисшие груди, бодлеровские «старушки», что помнят войну с греками как вчерашний день. Более пожилых проституток я встречал только у железнодорожного вокзала Милана, с их рассказами про член Муссолини, что был выше Башни Пирелли.
Если спуститься с холма и пройти до центра Тарлабаши, мы увидим много коммунистических граффити, особенно популярны изображения Дениза Гезмиша – героя леворадикальной Турции. Там же в центре Тарлабаши находится штаб компартии TKP, а рядом с ним - музей Мицкевича, что умер здесь от холеры в середине позапрошлого века. Музей, где удивляются посетителям, ибо туристы сюда не заходят. Только сотрудники польского посольства или польской культурной миссии изредка проводят свои мероприятия «для галочки». ( Collapse )
Знатно московский balkanist.ru сел в лужу. Строят из себя знатоков югославской рок-музыки, югославского кино и культуры в целом, а не знают простейшего: кто кому и как ответил в знаковой для 1990-х песенной полемике о войне – хорват Юра Стублич сербу Боре Джорджевичу или, наоборот, серб Бора Джорджевич хорвату Юре Стубличу.
Читаем у «балканиста»: «В те же годы Бора записал с группой «Минджушари» из Книна (Сербская Краина) песню «Эх, дружок мой загребский», в которой он, сформулируем это предельно нейтрально, порывал со старыми друзьями из Хорватии и выражал большие сомнения в самой возможности существования независимой Хорватии. Боре ответил фронтмен загребской группы «Фильм» Юра Стублич песней «Эх, дружочек мой белградский», столь же ругательной. Линк на Бору мы дадим, а на Юру давать не будем, тем более что «Фильм» — это рокопопс, не чета «Риблей чорбе».
В реальности всё было наоборот, в ином хронологическом порядке. Сначала Стублич и песня E, moj druže Beogradski, затем Джорджевич и Е, мој друже загребачки. ( Collapse )
«Вот уже не серая, не мглистая страна, не наша милая родина, где обычное становится ужасным, а ужасное обыкновенным,- иная страна, далекий край, и там синее море, голубое небо, изумрудные травы, черные волосы, знойные глаза. В этой яркой стране сочетается фантазия с обычностью и к воплощениям стремятся утопии… Эта страна - Соединенные Острова, где царствовала Ортруда, рожденная, чтобы царствовать. Острова, где она насладилась счастием, истомилась печалями, на страстные всходила костры и погибла». ( Collapse )
Изгнание настоящего троцкиста начинается с Алматы. Не со сталинского Тбилиси, и не с микояновского Еревана.
Фото: у дома, где в 1928 году жил Лев Троцкий. Точнее, место, где стоял указанный дом, так как прежний дом снесли и построили новый. Сейчас это двор гостиницы «Отрар», улица Валиханова 58. ( Collapse )
СОДЕРЖАНИЕ: Кормчий мистического анархизма Скандал дионисийского дифирамба Смерть Диотимы Под знаком Алеши Мятеж против Матери-Земли или тайна безосновной свободы?
СМЕРТЬ ДИОТИМЫ
"Женщина осталась главною выразительницею глубочайшей идеи трагедии, потому что изначально Дионисово действо было делом женщины, выявлением ее сокровенных глубин и неизреченных душевных тайн".
(Вяч. Иванов «Существо трагедии» [33])
Не ты ль над колыбелью Моею напевала – И вновь расторгнешь плены?... Не ты ль в саду искала Мое святое тело, - Над Нилом – труп супруга?... Изида, Магдалина, О росная долина, Земля и мать, Деметра, Жена и мать земная!
(Вяч. Иванов «Целящая» [34])
Вячеслав Иванов интересен, главным образом, своими идеями 1900-х годов, эстетическими, мистико-религиозными и общественными поисками петербургского периода жизни. Особенно 1905-1907-х годов, времени мистического анархизма, праведного богоборства и многолюдных собраний на «Башне». Тогда же появился его лучший сборник стихов «Эрос», программный для мистико-эротической утопии Иванова. Его тексты 1910-х годов, периода жизни в Москве, сближения с Владимиром Эрном и Павлом Флоренским, поворотом к славянофильству, государственному патриотизму и церковному православию, за редким исключением, скучны и неоригинальны. Читая книгу «Родное и вселенское. Статьи (1914-1916)», трудно поверить, что её автор был властителем дум петербургской богемы эпохи первой русской революции, проповедником дионисийства и «неприятия мира». ( Collapse )
СОДЕРЖАНИЕ: Кормчий мистического анархизма Скандал дионисийского дифирамба Смерть Диотимы Под знаком Алеши Мятеж против Матери-Земли или тайна безосновной свободы?
На кладбище Тестаччо в Риме, в двадцати метрах от могилы Антонио Грамши, покоится прах Вячеслава Ивановича Иванова, выдающегося русского ученого и поэта. Человека, без которого невозможно представить модернистскую поэзию в России, ни культуру Серебряного века в целом. Крупнейшего теоретика «второго» или мифопоэтического символизма, более интересного, чем символизм «первый», подражательный в отношении французов. Александрийского мудреца, променявшего «шопоты вещей пещеры» и «пламенноликие сферы» античности на Петербург, этот «город-морок» из фантазий Петра и снов Достоевского. Одновременно, утонченного художника эпохи fin de siècle, чьи религиозные и мистико-эротические искания наполняли смыслами культурную жизнь России, помогли достичь ей вершин, невиданных ни до, ни, тем более, после.
Русский символизм и культурный феномен «Башни» Вячеслава Иванова, несомненно, самое важное, что у нас было. Теоретические построения Иванова, его учение о неприятии мира, мифе и языке, славянстве и дионисийском оргиазме, соборности и «народе-художнике», делали наш символизм самобытным, религиозно более глубоким, чем символизм французский, и, одновременно, более открытым к «хоровому» сотворчеству с народом, нежели элитарно-замкнутый символизм немецкий, с непоколебимо презирающим «чернь» Стефаном Георге. Наш символизм не уступал в утонченности, но, в политике и общественности представал несравненно более «левым» и демократичным... Учение Иванова о «соборном дионисовом действии», преимуществе коллективной народной памяти, хранящей знания о высшей реальности мифа, над памятью индивидуальной, сыграло здесь не последнюю роль. Пусть это длилось недолго, но в дни первой русской революции на «Башне» эзотерическое смыкалось с демократическим. ( Collapse )